|
«На западном фронте без перемен»
|
|
| Olea | Дата: Вторник, 29.03.2011, 01:42 | Сообщение # 121 |
|
Подполковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 145
Статус: Offline
| Затем в наши ямы студенистой медузой заползает удушливый и влажный
зной, и в один из этих дней позднего лета, пробираясь на кухню за обедом.
Кат внезапно падает навзничь. Мы с ним одни. Я перевязываю ему рану; у него,
по-видимому, раздроблена берцовая кость. Кат в отчаянии оттого, что ранен не
в мякоть, а в кость. Он стонет:
- Перед самым концом... Как назло, перед самым концом...
Я утешаю его:
- Почем знать, сколько еще времени протянется эта заваруха! А ты пока
что спасен...
Рана начинает сильно кровоточить. Я не могу оставить Ката одного, чтобы
сходить за носилками. К тому же, я не помню, чтобы здесь поблизости был
какойнибудь медицинский пункт.
Кат не очень тяжел, - я взваливаю его на спину и иду с ним назад, к
перевязочному пункту.
Мы дважды останавливаемся передохнуть. Переноска причиняет ему страшную
боль. Почти все время мы молчим. Я расстегнул ворот своей куртки и часто
дышу, меня бросило в пот, а лицо у меня вздулось от напряжения. Несмотря на
это, я тороплю Ката, - нужно двигаться дальше, потому что местность здесь
опасная.
- Ну как, Кат, тронемся?
- Да надо бы, Паулъ.
- Тогда пошли!
Я поднимаю его с земли, он встает на здоровую ногу и держится за
дерево. Затем я осторожно подхватываю его раненую ногу, он рывком
отталкивается, и теперь я забираю под мышку колено здоровой ноги Ката.
Идти становится труднее. Порой слышится свист подлетающего снаряда. Я
иду как можно быстрее, потому что кровь из раны Ката уже капает на землю. Мы
почти не можем защищаться от разрывов, - пока мы прячемся в укрытие, снаряд
уже разорвался.
Решаем выждать и ложимся в небольшую воронку. Я даю Кату хлебнуть чаю
из моей фляжки. Мы выкуриваем по сигарете.
- Да, Кат, - печально говорю я, - вот и пришлось нам все-таки
расстаться.
Он молча смотрит на меня.
- А помнишь, Кат, как мы гуся реквизировали? И как ты меня спас во
время той передряги? Я тогда еще был молоденьким новобранцем, и меня в
первый раз ранило. Я еще тогда плакал. Кат, а ведь с тех пор уже три года
прошло.
Кат кивает головой.
При мысли, что я останусь один, во мне поднимается страх. Когда Ката
увезут в лазарет, у меня здесь больше не останется друзей.
- Кат, нам обязательно нужно будет встретиться, если до твоего
возвращения и в самом деле заключат мир.
- А ты думаешь, что с этой вот ногой меня еще признают годным?
спрашивает он с горечью.
- Ты ее не спеша подлечишь. Ведь сустав цел. Может, все еще уладится.
- Дай мне еще сигарету, - говорит он.
- Может быть, после войны мы с тобой вместе займемся каким-нибудь
делом.
|
| |
| |
| Olea | Дата: Вторник, 29.03.2011, 01:42 | Сообщение # 122 |
|
Подполковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 145
Статус: Offline
| Мне так грустно, - я не могу себе представить, что Кат, Кат, мой друг
Кат, с его покатыми плечами и мягкими редкими усиками. Кат, которого я знаю
так, как не знаю никого другого. Кат, с которым я прошел все эти годы... Я
не могу себе представить, что мне, быть может, не суждено больше увидеться с
ним.
- Дай мне твой домашний адрес. Кат, на всякий случай. А вот тебе мой, я
тебе сейчас запишу его.
Я засовываю бумажку с адресом в свой нагрудный карман. Каким одиноким я
себя чувствую уже сейчас, хотя он еще сидит рядом со мной! Не прострелить ли
мне ступню, чтобы не расставаться с ним, поскорей, пока мы одни?
Вдруг у Ката что-то булькает в горле и лицо у него становится
желто-зеленым.
- Пойдем дальше, - через силу говорит он.
Я вскакиваю, горя желанием помочь ему, поднимаю его на спину и бегу,
как бегают на большие дистанции, - неторопливо и размеренно, чтобы не
слишком растревожить ему ногу.
Глотка у меня пересохла, перед глазами пляшут красные и черные круги,
но я все бегу, спотыкаясь, стиснув зубы, превозмогая усталость, и наконец
добираюсь до медицинского пункта. Колени подгибаются, но еще хватает сил
свалиться так, чтобы Кат упал на здоровую ногу. Через несколько минут я
медленно поднимаюсь с земли. Ноги и руки дрожат частой дрожью, и я с трудом
нахожу свою фляжку, чтобы отхлебнуть чаю. При этом у меня трясутся губы. Но
я улыбаюсь, - теперь Кат в безопасности.
Через некоторое время начинаю различать чьи-то голоса. Путаные обрывки
фраз застревают у меня в ушах.
- Ты напрасно так старался, - говорит мне санитар.
|
| |
| |
| Olea | Дата: Вторник, 29.03.2011, 01:42 | Сообщение # 123 |
|
Подполковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 145
Статус: Offline
| Я смотрю на него и ничего не понимаю.
Он показывает на Ката:
- Ведь он убит.
Я никак не пойму, что он говорит.
- Он ранен в голень, - говорю я.
Санитар подходит поближе:
- Это кроме того...
Я оборачиваюсь. У меня все еще темно в глазах, на лице снова выступил
пот, он течет по векам. Я вытираю его и гляжу на Ката. Он лежит не шевелясь.
- Он без сознания, - быстро говорю я.
Санитар тихонько присвистывает.
- Да уж мне лучше знать! Он умер. На что хочешь спорю.
Я трясу головой:
- Не может быть! Еще десять минут назад я с ним разговаривал. Он без
сознания.
Руки у Ката теплые, я беру его за плечи, чтобы растереть его чаем. Тут
я чувствую на моих пальцах что-то мокрое. Вытащив руку из-под его затылка, я
вижу, что она в крови. Санитар снова свистит сквозь зубы.
- Вот видишь...
Я не заметил, что, пока мы шли, Кату угодил в голову осколок. Дырка
маленькая, должно быть осколок был совсем маленький, залетевший
откуда-нибудь издалека. Но этого оказалось достаточно. Кат умер.
Я медленно встаю.
- Ты возьмешь его солдатскую книжку и вещи? - спрашивает меня санитар.
Я киваю головой, и он передает мне и то, и другое.
Санитар удивлен:
- Ведь вы не родственники? Нет, мы не родственники. Нет, мы не
родственники.
Что это, неужели я иду? Неужели у меня еще есть ноги? Я поднимаю глаза,
я обвожу ими все вокруг и сам поворачиваюсь вслед за ними, по кругу, по
кругу, пока не останавливаюсь. Все осталось как было. Только рядового
Станислава Катчинското уже нет в живых.
Больше я ничего не помню.
|
| |
| |
| Olea | Дата: Вторник, 29.03.2011, 01:43 | Сообщение # 124 |
|
Подполковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 145
Статус: Offline
| XII Осень. Нас, старичков, осталось уже немного. Из моих одноклассников, -
а их было семеро, - я здесь последний.
Все говорят о мире и о перемирии. Все ждут. Если это снова кончится
разочарованием, они будут сломлены, - слишком уж ярко разгорелись надежды,
их теперь нельзя притушить, не вызвав взрыва. Если не будет мира, будет
революция.
Две недели я отдыхаю, - я хлебнул немного газу. Целый день я сижу на
солнышке в небольшом садике. Перемирие скоро будет заключено, теперь я тоже
верю в это. И тогда мы поедем домой.
На этом моя мысль приостанавливается, и я никак не могу сдвинуть ее с
места. Что влечет меня туда с такой неотразимой силой, что меня там ожидает?
Жажда жизни, тоска по дому, голос крови, пьянящее ощущение свободы и
безопасности. Но все это только чувства. Это не цели.
Если бы мы вернулись домой в 1916 году, неутихшая боль пережитого и
неостывший накал наших впечатлений вызвали бы в мире бурю. Теперь мы
вернемся усталыми, в разладе с собой, опустошенными, вырванными из почвы и
растерявшими надежды. Мы уже не сможем прижиться.
Да нас и не поймут, - ведь перед нами есть старшее поколение, которое,
хотя оно провело вместе с нами все эти годы на фронте, уже имело свой
семейный очаг и профессию и теперь снова займет свое место в обществе и
забудет о войне, а за ними подрастает поколение, напоминающее нас, какими мы
были раньше; и для него мы будем чужими, оно столкнет нас с пути. Мы не
нужны самим себе, мы будем жить и стариться, - одни приспособятся, другие
покорятся судьбе, а многие не найдут себе места. Протекут годы, и мы сойдем
со сцены.
А может, все, о чем я сейчас думаю, просто навеяно тоской и смятением,
которые разлетятся во прах, лишь только я вновь приду под тополи, чтобы
послушать шелест их листвы. Не может быть, чтобы все это ушло навсегда, -
теплое, нежное дыхание жизни, волновавшее нам кровь, неведомое, томящее,
надвигающееся, тысячи новых лиц в будущем, мелодии снов и книг, упоительное
предчувствие сближения с женщиной. Не может быть, чтобы все это сгинуло под
ураганным огнем, в муках отчаяния и в солдатских борделях.
Деревья здесь сверкают всеми красками и отливают золотом, в листве
рдеют алые кисти рябины, белые проселки бегут к горизонту, а в солдатских
столовых шумно, как в улье, от разговоров о мире.
|
| |
| |
| Olea | Дата: Вторник, 29.03.2011, 01:43 | Сообщение # 125 |
|
Подполковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 145
Статус: Offline
| Я встаю. Я очень спокоен. Пусть приходят месяцы и годы, - они уже
ничего у меня не отнимут, они уже ничего не смогут у меня отнять. Я так
одинок и так разучился ожидать чего-либо от жизни, что могу без боязни
смотреть им навстречу. Жизнь, пронесшая меня сквозь эти годы, еще живет в
моих руках и глазах. Я не знаю, преодолел ли я то, что мне довелось
пережить. Но пока я жив, жизнь проложит себе путь, хочет того или не хочет
это нечто, живущее во мне и называемое "я".
Он был убит в октябре 1918 года, в один из тех дней, когда на всем
фронте было так тихо и спокойно, что военные сводки состояли из одной только
фразы: "На Западном фронте без перемен".
Он упал лицом вперед и лежал в позе спящего. Когда его перевернули,
стало видно, что он, должно быть, недолго мучился, - на лице у него было
такое спокойное выражение, словно он был даже доволен тем, что все кончилось
именно так.
|
| |
| |
| Olea | Дата: Вторник, 29.03.2011, 01:43 | Сообщение # 126 |
|
Подполковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 145
Статус: Offline
| ПРИМЕЧАНИЯ 1. Скат - распространенная в Германии карточная игра. (Здесь и далее
прим. пер.) 2. Рамс - карточная игра... 3. Тридцатилинейная пушка, т.е. орудие калибром в 75 мм. Линия -
устаревшая мера длины, равная 2,5 мм (прим. пер.). 4. Цитата из немецкого классика - нецензурное ругательство, пришедшее в
немецкий язык из пьесы И. В. Гете "Гетц фон Берлихинген". "Цитировать "Гетца
фон Берлихингена" - выражаться неценэурно. 5. Товарищ... друг... (фр.). 6. Минуточку! (фр.). 7. Война... Большое несчастье... Бедные мальчики... (фр.). 8. Прошедшее время несовершенного вида (фр.). 9. Идти (фр.).
|
| |
| |
